— Это, вероятно, очередное предложение руки и сердца. Тьфу, тьфу, тьфу! — сказала Тиффани. — Почему никто не зовет меня замуж? Мне это нужно больше, чем кому-либо.
— «Очень надеюсь, что ты сегодня вечером свободна и сможешь поужинать со мной, — прочитала я вслух. — С любовью, Хамиш».
— Он собирается просить твоей руки. Я уверена! — простонала Тиффани. — Он такой же красавчик, как и все твои друзья?
— Нет, он не красавец, но очень милый и добрый. Кроме того, умен и очень богат. К сожалению, он уже обручен с Лаллой.
— Это не имеет значения. Ты способна заставить любого мужчину потерять голову. В любом случае, это хорошая новость. Миссис Шиллинг, расслабьтесь!
Миссис Шиллинг держала руку на сердце и тяжело дышала, пока я не прочитала телеграмму до конца.
— Вы слишком молоды, чтобы помнить войну. Стоило мне тогда увидеть почтальона, как сердце начинало выпрыгивать из груди. Это было так страшно! Сколько деток стали сиротами! Сколько девушек потеряли своих любимых… Кстати, как там твой дружок?
Миссис Шиллинг наслаждалась, выслушивая рассказы о моих любовных похождениях.
— Он все еще сердится на меня. Притворяется, что я разбила ему сердце. Но все время, пока я отсутствовала, Джулия Семфил-Смит жила в его квартире. Он признался, что изменял мне, но говорит: все это не имеет значения. Он говорит, что я постоянная любовь, а Джулия — любовь непредвиденная. Он ссылается на философию Симоны де Бовуар и Жана Поля Сартра. Я же считаю его слова лишь жалкой попыткой оправдать свою сексуальную распущенность.
— Чайные листья говорят, что он будет неверным. Чайные листья никогда не лгут. — Миссис Шиллинг с явным удовольствием откусила большой кусок печенья. — Он не самая лучшая кандидатура для замужества.
— Абсолютно с вами согласна. Я предложила остаться друзьями. Но, по-моему, еще больше разозлила его.
— Ты слишком наивна, Виола! — воскликнула Тиффани. — Мужчина обязательно почувствует себя оскорбленным, если женщина предложит ему отношения, которые исключают пылкий секс по первому требованию. Если ваши отношения лишатся плотского начала, то станут для него неинтересными. Мужчина должен видеть перед собой цель, видеть крепость, которую должен покорить.
Тиффани стала настоящим философом.
— Они не понимают, что хорошо, а что плохо. В этом и кроется главная беда! — вздохнула миссис Шиллинг. — Бедные сумасшедшие мужчины!
— Они и вправду сумасшедшие! — согласилась Тиффани.
Хамиш ждал меня в «Риволи баре» в «Ритце». Он тепло обнял меня, а я вспомнила наставления Тиффани: слушать внимательно и мотать на ус все, что он будет говорить. Хамиш был замечательный собеседник — остроумный и занимательный. Он выглядел стильно в дорогом костюме в полоску и модном шелковом галстуке. Мы заказали пару коктейлей «Северный полюс» — три части французского вермута и ананасовый сок. Края стаканов были опущены в сахар, крупинки которого искрились на солнце, словно лед. Я записала рецепт коктейля в блокнот, чтобы затем сообщить Джереми.
Хамиш только что вернулся из Рима. Рим прекрасный город, но в Италии стояла невыносимая жара. После Рима даже Лондон показался ему прохладным. Я была одета в светло-зеленое льняное платье без рукавов. Хамиш сказал, что я выгляжу соблазнительно, словно фисташковое мороженое. В разговоре Хамиш упомянул, что посетил в Риме дом, в котором провел последние дни и умер великий Джон Китс. Мы говорили некоторое время о поэзии Китса. Хамиш восхищался «Одой к греческой амфоре». Его пленяли строки: «Красота есть правда, правда — красота; это все, что человек знает на земле и что он должен знать».
За обедом Хамиш много рассказывал о себе, своем детстве и своих родителях. Родители Хамиша жили в Шотландии. Рядом с их домом, в поместье, стоял небольшой коттедж, который принадлежал лично ему.
— Окна моего коттеджа выходят на море. Часто стада овец гуляют по пляжу. Овцы разбредаются по берегу и ковыряются в морских водорослях. Они выглядят довольно нелепо среди песчаных дюн. Иногда на берег выползают тюлени. Они высовывают головы из воды и ревут друг на друга вот так.
Хамиш поднес ладони ко рту, сложил их трубочкой и попытался продемонстрировать рев тюленя. Посетители, сидевшие за соседними столиками, повернули головы и уставились на нас с удивлением. Хамиш напомнил мне Тедди Титт-Праеда. Когда я описала ему Тедди, Хамиш смеялся до слез. Гости ресторана вертелись в креслах, озирались на нас, пытаясь понять, что его так рассмешило.
Обед начался со спаржи. Старший официант лично подошел к нашему столику, чтобы убедиться, что соус Maltaise , который подавался со спаржей, приготовлен должным образом. Я старательно записала рецепт соуса в блокнот.
— Ты собираешься стать поваром? — спросил Хамиш.
— Не знаю. Маловероятно. Но кто знает, что может случиться? Самое интригующее в том, что, когда тебе двадцать, ты можешь стать кем угодно. — Я похлопала рукой по блокноту. — Здесь только ростки. Каждый из них может вырасти в огромное дерево.
— Хотелось бы мне, чтобы Лалла смотрела на мир так же, как и ты.
Мы не говорили об Инскип-парке и о Лалле до этой минуты. Я ожидала этого разговора, но решила, что Хамиш должен начать его сам.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я и наклонила голову, чтобы вдохнуть запах омара, которого подали на второе. Изумительные крохотные трюфеля на тарелке придавали блюду непередаваемый аромат. Мой интерес к приготовлению пищи делал ее поедание еще более интересным.
— Она бежит от всего — от работы, от друзей, от того, чтобы быть счастливой, как любая другая девушка. Она бежит от меня… — Хамиш пристально взглянул на меня. Я нацелилась вилкой в нежно-розовый кусок мяса, обильно политый Shampagne . До меня дошло, что в минуту откровенности следует оторваться от тарелки. Превозмогая себя, я положила вилку на стол. — Не понимаю, почему она не выходит за меня замуж и не позволяет увезти себя из Инскип-парка. Думаю… я практически уверен, что смогу сделать ее счастливой. Но она постоянно уводит разговор в сторону и меняет тему, когда я предлагаю ей руку и сердце. Она говорит, что любит меня и не выйдет замуж ни за кого другого. Но я чувствую, что иногда она хочет избавиться от меня. Лалла напоминает испуганное животное на веревке. Ты ведешь его спокойно за собой, но чувствуешь: стоит лишь чуть-чуть ослабить хватку, как оно рванется, сорвется с поводка и скроется вдали за холмами. Что грызет ее? Почему она такая?